В Воркуте по следам отца и деда

Лийзбет и Аннели с севером на ты, на том же градусе широты, что и дом Деда Мороза в Рованиеми. Фото: Частный архив
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy

Поэтесса и писатель Аннели Ламп и ее путешественница дочь Лийзбет в конце сентября прошлого года на поезде отправились в Воркуту, чтобы отыскать там следы отца и деда, находившегося в лагере. "У нас на путешествие ушло 12 дней, а отец отбыл там 12 лет. Отец ехал туда два месяца, а мы - двое суток. Лийзбет 32 года - ровно столько, сколько было моему отцу, когда его доставили в Воркуту", - проводит знаковые параллели Аннели. Впечатлениями об этой поездке они поделились на заседании клуба "Встречаемся в шесть вечера", который действует при Тойлаской библиотеке. 

- В чем состояла вина твоего отца, за что отправили на принудительные работы за полярным кругом?

Аннели: В то время, когда советские базы появились на нашей территории, мой отец был профессиональным военным, офицером, ждавшим от Лайдонера приказа вступить в бой. Приказ не поступил. Все прошло гладко, и он оказался в Советской армии. Когда началась война, они отправились на фронт, в Печоры. Как рассказывал отец, с винтовкой и пятью патронами против немецких танков.

Ехали в грузовике, в кабине двое и в кузове двое. Перед Печорами водитель начал осторожно посматривать в сторону отца, затем высказался: "Мы едем в Печоры на верную смерть, я хорошо знаю Печоры, так что если свернем налево, то сможем вернуться обратно". Отец, очевидно, ответил согласием.

Они проехали по Эстонии и отправилась в лес под Виру-Роэла. Там уже много собралось людей, среди них была и моя мама, которая обучалась в животноводческом училище Ваэкюла. Когда поступил приказ отогнать племенное стадо в Россию, директор вместо этого отправил стадо вместе с учащимися в лес.

Отец увидел, что девушка очень расторопная, и сказал ей: "У меня невеста уже есть, а вот младший брат получил хутор и ему хозяйка нужна". Он в тот момент не знал, что истребительный батальон уже расстрелял младшего брата Карла. И вот я начинаю думать, что откуда-то уже просочился слух о том, что мой отец дезертировал.

Затем началась немецкая оккупация, и случилось так, что мама все-таки отправилась на хутор Мику, но вышла замуж не за Карла, а за моего будущего отца.

В июле 1944 года родился мой старший брат. В конце сентября вновь пришла советская власть. В октябре моего отца арестовали первый раз. Бабушка, мама отца, просила: "Не забирайте его! Я обещаю, что он никуда не будет прятаться. Подождите моей смерти, чтобы было кому меня похоронить". Родители были подавлены смертью Карла, и когда пришли арестовывать Рууди (так они звали моего отца), бабушка окончательно сдала. Люди в ту пору умирали от тяжких бед. Бабушка умерла 20 октября, а отца увели 1 ноября.

В 1945 году его на 12 лет отправили в Воркуту. Но у него было довольно-таки странное наказание. Обычно по статье за измену Родине давали 25+5, а он получил 20+5. 12 лет отсидел, в 1955 году объявили амнистию, а в феврале 1956 года он вернулся. В 1958 году родилась я.

По дороге домой, длившейся 48 часов, когда я рассказала о возвращении отца, Лийзбет посмотрела на меня полностью опустошенным взглядом и спросила: "А ты на станцию пришла его встречать?". (Смеется.)

- Как долго созревала мысль о том, чтобы предпринять это эмоционально тяжелое путешествие?

Железнодорожная ветка, а вокруг пустота. И куда здесь в тундре убежишь?
Железнодорожная ветка, а вокруг пустота. И куда здесь в тундре убежишь? Фото: Частный архив

Аннели: Как часто в детстве рассказы начинались со слов: "У нас на севере…". Я знала, что у отца никогда не было ни малейшего желания туда вернуться. Они ведь на границе переплюнули через плечо, чтобы не возвращаться туда.

А как ко мне вообще пришла эта мысль? Когда смотрела на Пуаро в фильме "Убийство в "Восточном экспрессе". У меня же три путешествующие дочери, и кто-то из них высказался, что хотелось бы проехать по Транссибирской магистрали. И тут кто-то предложил поехать в Воркуту. Поначалу думали, что поедем в том году, когда отцу исполнится сто лет, но тогда не получилось.

Теперь, когда Лийзбет летом вернулась из Австралии, почувствовала, что хочется путешествовать и мне, и подумалось, вдруг Лийзбет отвезет меня на Аландский архипелаг. Но Лийзбет вновь сказала, что едем в Воркуту. Быстро приняли решение, что поездку посвятим 100-летию Эстонской Республики и 105-летию дедушки.

Лийзбет: И уже на следующий день отправились оформлять визы.

Аннели: Я начала писать письма отцу, хотя его уже 14 лет не было в живых. У меня было очень много сомнений. Прежде всего потому, что как бы отец к тому отнесся, поскольку он это дно жизни вспоминал недобрыми словами. Его-то туда отправили как заключенного, а мы в комфортных условиях и сытые едем туда - прилично ли это? Я написала отцу пять писем в надежде, что он подаст какой-то знак.

- И ты получила этот знак?

Аннели: Напрямую - нет, но я ощутила себя защищенной.

Мы с самого начала знали, что это будет путешествие с тяжелыми испытаниями. Я ожидала, что увижу на месте письменное подтверждение, имя отца… Я ни разу не задумалась над тем, почему я должна, хотя мне было так плохо. У меня своего рода дорожная болезнь - могу ехать только лежа.

Лийзбет: Все отказываются путешествовать с мамой, потому что ее тошнит на всех средствах передвижения. 

Аннели: Но в плацкартном вагоне у нас была прекрасная компания. Например, очаровательный парень Паша. Прежде всего он предложил нам в подарок бутылку водки, но мы отказались.

Лийзбет: Быстро подружились.

Аннели: Паша сказал, что знает в Эстонии город, который в переводе означает клюкву, так как оттуда его девушка. И что в этом городе большие красные стулья. Я ответила, что мы как раз из этого города.

Прежде чем сойти, он сказал нам: "Теперь у меня один подарок вам, и если вы его не примете, то я обижусь". И вытащил нож. Сказал, что это не холодное оружие, он с ним проходил через все металлоискатели. Одним словом, тесен мир.

Паша также предупредил, чтобы мы сняли серьги и цепочки и чтобы никому не доверяли. И еще чтобы мы никому ни в коем случае не говорили, с какой целью приехали в Воркуту. Такую вот он поведал нам науку жизни. 

- Как угледобывающий город Воркута вас встретил?

Аннели: У меня было ощущение, что я в Воркуте уже не в первый раз. Это как бы генетическая память - что я там была вместе с отцом. Я, разумеется, испытывала страх перед поездкой, но когда прибыли на место, страх исчез и я чувствовала себя хорошо.

Старая Воркута на том берегу реки - как город привидений. "Точно как наш поселок Вийвиконна. 20 поселений вокруг Воркуты после закрытия угольных шахт заброшены. Теперь у них четыре шахты и один карьер", - рассказывает Аннели.
Старая Воркута на том берегу реки - как город привидений. "Точно как наш поселок Вийвиконна. 20 поселений вокруг Воркуты после закрытия угольных шахт заброшены. Теперь у них четыре шахты и один карьер", - рассказывает Аннели. Фото: Частный архив

В первое утро проснулась в гостинице в половине пятого, солнышко разбудило. Прибыла сюда, в северный край, в теплой куртке, а на улице 18 градусов тепла. 24 сентября. Сейчас там снег, который продержится до начала июня. Сами местные говорят, что Воркута - это место, где 12 месяцев зима, а остальное время - лето.

Лийзбет: Получили от Яануса Пийрсалу (журналист), который пару лет назад побывал в Воркуте, некоторые контакты, но мы не смогли связаться с этими людьми. Нас направили в библиотеку.

Аннели: В библиотеке пролистали книги, но там не нашли ничего об отце. Библиотечная дама попыталась прогуглить имя отца, но ничего тоже не нашла. И тут она посоветовала нам: "Позвоните-ка Александру Васильевичу. Он работает в центре туризма и культуры, он знает".

Местные не хотят вспоминать о лагерном прошлом, даже памятный знак репрессированным до конца не установлен. "Разные народы здесь устанавливали памятные знаки, их никто не разрушал, но и особенно не ухаживал за ними", - рассказывает Аннели.
Местные не хотят вспоминать о лагерном прошлом, даже памятный знак репрессированным до конца не установлен. "Разные народы здесь устанавливали памятные знаки, их никто не разрушал, но и особенно не ухаживал за ними", - рассказывает Аннели. Фото: Частный архив

Когда-то там был лагерный музей, но он прекратил свое существование. В Воркуте никто не хочет вспоминать об этом, здесь ведь остались жить заключенные и охранники, которые переженились меж собой.

Как-то в городское управление пришли с идеей организовать здесь шоковый туризм: построить лагерь, где местные получат работу в роли заключенных и охранников, и когда туристы будут пытаться бежать из лагеря, то в них будут стрелять патронами с краской. "Мемориал" (российская организация, занимающаяся исследованием репрессий. - Ред.) не позволил это сделать.

Лийзбет: Александр все это видел и провел нам экскурсию.

- Как нынче выглядят бывшие места содержания заключенных?

Аннели: Местные сожгли все деревянные бараки.

Лийзбет: Здесь все построено на сваях, и только некоторые сваи уцелели в ивовых зарослях. В первый день мы не уточняли, что пришли по следам дедушки, и Александр Васильевич ознакомил нас с окрестностями.

Аннели: Когда я молилась у одного столба, Александр спросил, почему я плачу. Я ответила, что мой отец был здесь. Он спросил его имя.

Мы отправились в гостиницу, а спустя какое-то время тетенька постучала в дверь и сказала, что Александр Васильевич ждет нас внизу. Это был для меня самый длинный муравьиный бег. Александр сообщил: "Я нашел. Рускавере? Да? "Омакайтсе", да?". Я смогла только кивнуть головой. Договорились, что на следующий день купим новую экскурсию и посетим те лагеря, где был отец. Александр пообещал отыскать всю информацию касательно отца.

От лагеря осталось только несколько деревянных свай, до которых нужно продираться через заросли ивы.
От лагеря осталось только несколько деревянных свай, до которых нужно продираться через заросли ивы. Фото: Частный архив

В Воркуте было 85 пронумерованных лагерей, плюс ненумерованные. Два миллиона человек прошли через них, среди них приблизительно 1400 эстонцев.

Лийзбет: Когда я сказала знакомым, что отправляемся туда, то многие в ответ заметили, что и их дедушка или прадедушка остался там. Александр нам в деталях рассказал, когда и куда был направлен дедушка. До этого мы вообще не знали, где он был.

Аннели: Едва ли отец сам знал эти даты. Сначала его отправили на работу в шахту, затем перевели на кирпичный завод.

О кирпичном заводе я совершенно забыла, и тут начала что-то вспоминать из рассказов отца. У меня в памяти как-то осталось, что на кирпичном заводе было много страшнее, чем на шахте. Когда кирпич был готов, то, не дожидаясь, пока он остынет, его нужно было вытаскивать из печи. Александр Васильевич рассказал, что выдавали какие-то рукавицы, которые при первом же соприкосновении с кирпичом сгорали.

У здания бывшего кирпичного завода Аннели зажгла свечу. Отец вспоминал, что работа на кирпичном заводе была страшнее, чем на шахте.
У здания бывшего кирпичного завода Аннели зажгла свечу. Отец вспоминал, что работа на кирпичном заводе была страшнее, чем на шахте. Фото: Частный архив

Где-то я читала, что в действительности трудовые лагеря поначалу планировались более гуманным образом, чтобы люди могли все-таки получше питаться и имели одежду поприличней, но многое разворовывалось и большая часть полагающегося до заключенных не доходила.

Мама отправляла посылки, и было их то ли 90, то ли 120. Мама любила подчеркивать папе: "Благодаря моим посылкам ты вернулся". Что, конечно же, тоже было правдой.

Отец рассказывал, что раньше всех начинали умирать курильщики, поскольку они свой хлеб меняли на махорку. Когда приходили охранники и предлагали какую-то работу, то отец первым поднимал руку. Так, например, как-то спросили, кто умеет делать работу по жести. Отец сказал, что умеет это делать, хотя никогда в жизни этим не занимался. Нужно было какой-то котелок изготовить - отец справился и получил за это еду. Благодаря этим делам он и остался в живых.

Что я еще узнала и о чем больше вспоминалось - отца семь с половиной месяцев держали в заключении в Эстонии. Прежде всего в Тарту, в подвале Рийамяэ, затем в Пагари, Ласнамяэ, в Батарейной тюрьме. Когда заходили разговоры о пытках, то при появлении детей они смолкали. Сама я думала, почему они могли позволить себе месяцами избивать и пытать человека. Была же какая-то надежда на справедливость.

Наконец подписали - параграф 58, измена Родине. Отец сказал, что Родину не предавал! Я понимаю, что у него была вина перед новой властью, что он дезертировал, что во время немецкой оккупации был в "Омакайтсе", но в то же время его брат был расстрелян просто так!

- Как маме удалось избежать зубов власти?

Аннели: Вскоре после отправки отца в Воркуту мама вместе с маленьким сыном покинула хутор Мику в Тартумаа и перебралась в Йыхви.

Во время мартовской депортации на имя мамы пришла повестка с требованием явиться поздним вечером в здание школы для участия в чрезвычайном собрании по случаю весеннего сева. Мамы на работе тогда не было, он больная оставалась дома - и повестку не получила. А так и мама могла бы попасть в число тех, кого выслали в холодный край. В 90-е годы выяснилось, что во время проживания в Тартумаа она сама была в списке высылаемых. Так что вот дважды спаслась.

Отец прибыл из Воркуты с полностью разрушенными цингой зубами, но жизнерадостный, и построил маме еще два дома. Мы были с отцом очень близки. Помню, когда в один рождественский вечер нам не было что поставить на стол, папа сказал: "А я и прежде в Рождество голодным был".

Наверх