Генпрокурор Лавли Перлинг о деле Алексея Воронова: прокуратура собрала неопровержимые доказательства

Лавли Перлинг. Фото: Матти Кямяря / Põhjarannik

Государственный генеральный прокурор Лавли Перлинг, комментируя в интервью "Северному побережью" судебное решение по делу приговоренного на прошлой неделе к тюремному заключению ведущего нарвского политика Алексея Воронова, сказала, что у прокуратуры и Центральной криминальной полиции, очевидно, были настолько неопровержимые доказательства, что обвиняемый и его защитник предпочли договориться о наказании.

- С каким чувством вы читали новость о том, что Алексей Воронов, которого считают истинным правителем Нарвы, отправлен в тюрьму и согласился с достаточно суровым наказанием?

- В должности прокурора чувствами не руководствуются. Вместе с тем не могу скрывать, что когда я увидела, что Вируская окружная прокуратура дошла до согласительного производства, то поняла, что хорошую работу проделали как прокуратура, так и следственные органы, то есть Центральная криминальная полиция. В том смысле, что собраны признанные судом доказательства и дело, насколько я понимаю, дошло до суда достаточно быстро. Доказательства в этом деле должны были быть настолько неопровержимыми, что обвиняемый и адвокат поняли, что разумно пойти на согласительное производство.

Наказание никогда не является самоцелью. Прокуратура должна все больше думать в том ключе, что на каждого человека, совершающего преступление, нужно воздействовать теми средствами, которые на этого человека влияют. Например, если в случае несовершеннолетних следует применять, скорее, социальные программы и средства воздействия, которые помогут им уйти с неверного пути, то закоренелым преступникам нужно время от времени назначать суровые наказания в виде тюремного заключения и изымать у них преступный доход.

- Но общественное чувство справедливости ведь тоже может быть аргументом при назначении наказания преступникам?

- Во-первых, прокурор всегда должен исходить из закона, доказательств и внутреннего убеждения. Руководствоваться только чувствами и ожиданиями общественности нельзя. Во-вторых, право - это ведь не что иное, как обеспечение правовой определенности или справедливости. В этом смысле прокурор, разумеется, должен учитывать, каким образом обеспечить эту правовую определенность.

Если мы говорим о коррупционных преступлениях, то этот момент справедливости и заключается в том, что все мы, налогоплательщики, имеем право ожидать честного обращения с общественными финансами. Коррупция ведь не что иное, как кража доверия. Когда такое преступление выявляется, нужно смотреть на это конкретное деяние. Да, эстонская судебная практика по коррупционным преступлениям склоняется к тому, что если человек под судом в первый раз, то реальное тюремное заключение следует редко. Но в данном деле, очевидно, пришли к выводу, что деяние настолько тяжкое, что реакцией на него должно быть реальное лишение свободы.

- Но люди на местах относятся к подобным делам так: да, конкретный человек попался и был наказан, однако на самом деле коррумпированная система продолжает работать, просто теперь постараются лучше заметать следы.

- Как работает и развивается эта система, так развивается и борьба с преступностью.

- Это красивый лозунг.

- Нет. Я считаю, что те дела о коррупции, которые сейчас доходят до суда, имеют большее влияние на общество, чем, быть может, те дела, которые доходили до суда тогда, когда государство только начинало борьбу с коррупцией.

- Знаете, в чем проблема в случае местных самоуправлений? В том, что в местных собраниях сидят люди, которые в то же время связаны с некими заинтересованными в тендерах предприятиями, которые состоят в рабочих взаимозависимых отношениях с исполнительной властью. Люди, которые для исполнительной власти одновременно и работники, и работодатели. И здесь конфликт интересов прописан уже в законе, что со стороны выглядит неправильным и нечестным.

- Здесь есть несколько аспектов. Во-первых, какой бы сложной ни была преступная схема, государство должно быть способно ее раскрыть. Отправленные в суд дела показывают, что нам все чаще удается выйти на след скрытых схем. Вторая сторона - это то, что в борьбе с коррупцией в обществе нет смысла надеяться только на уголовное производство. Нельзя упускать из виду профилактическую сторону, работу служб внутреннего контроля, их сотрудничество с государством. 

- Но в итоге придем-таки к сознательности избирателя?

- Несомненно. Я и хотела к этому прийти. Недавно я делала доклад для руководителей местных самоуправлений и, глядя им в глаза, дала понять, что все начинается с них: с ценностных ориентаций и принципов, которых руководители придерживаются, которые они акцептируют в своем краю. Если эта база на месте, вся система начинает очищаться сама. Правовая система своей правильно нацеленной деятельностью может дать толчок к созданию такой самоочищающейся системы.

Нужно найти баланс между мягкой профилактической и жесткой процессуально-карательной практикой государства. 

- Нет ли некоей странности в том, что государство устраивает целые семинары, к примеру, для работников самоуправлений, на тему того, как избежать коррупции? Если человека воспитали правильно, то для него должно быть элементарным понимание, что врать и воровать нельзя.

- Это не странно. Разумеется, все знают, что воровать нельзя. Но порой приходится принимать трудные решения в ситуациях, когда из-за малочисленности общины у людей немало точек соприкосновения. Кто-то чей-то одноклассник, и если из этих абсолютно честных людей один окажется у власти, а другой со своей фирмой работает в маленькой общине, то важно, чтобы государство объяснило этим людям, как принимать решения так, чтобы не приходилось безосновательно бояться решать. Что бояться нужно не самих этих связей, а подспудного корыстного мотива. Чем больше у чиновников возможностей задать вопрос, тем активнее в обществе начнет формироваться представление, что коррупция предосудительна и что и в маленьком местечке возможно поддерживать свою общину и управлять ею без коррупции.