ИНТЕРВЬЮ ⟩ Фосфорит и редкоземельные металлы - альтернатива сланцевой промышленности?

Калле Кирсимяэ: "Нельзя сказать, что в Эстонии прежде не изучались редкоземельные металлы, но велики ли у нас их запасы - такого обзора нет". Фото: Ago Gaškov

Профессор геологии Тартуского университета, академик Эстонской академии наук Калле Кирсимяэ - один из тех ученых Эстонии, кто изучает фосфорит и редкоземельные металлы. Понятие "редкоземельные металлы" сегодня слышали, очевидно, большинство людей - по крайней мере, в гимназии. Выясняется, что без этих самых редкоземельных металлов сегодняшняя жизнь невозможна, без них не сделаешь дроны, самолеты, компьютеры, телевизоры и мобильные телефоны. 

- Эстония может занять в мире очень важное место по производству редкоземельных металлов. Может, мы в состоянии конкурировать даже с Китаем? В руках этого государства 90% мощностей по производству редкоземельных металлов.

- Я добавил бы в этот список также простейшие вещи, находящие сегодня все большее применение, - LED-светильники. В них тоже необходимы редкоземельные металлы. Что касается конкуренции с Китаем, то тут есть два аспекта. Один - ресурс редкоземельных металлов, то, что мы можем найти и добыть в недрах земли, и второй аспект - переработка. Мировые запасы редкоземельных металлов в действительности довольно велики.

К сожалению, абсолютное большинство - более 90% - мощностей по производству редкоземельных металлов находится сейчас в Китае. Может быть, сегодня Эстония не составляет Китаю серьезную конкуренцию, однако в сфере производства редкоземельных металлов Эстония занимает уникальную позицию, ведь тут, в Силламяэ, имеется накопленный за десятки лет опыт выделения редкоземельных металлов. 

Этот завод работает по сей день. Обязательно следует подчеркнуть, что силламяэский завод - один из немногих расположенных за пределами Китая заводов РЗЭ (редкоземельных элементов), и можно с уверенностью сказать, что это крупнейший, если не единственный в Европе завод, где редкоземельные металлы очищают, отделяют и перерабатывают.

В Европе редкоземельные металлы являются критическим полезным ископаемым, то есть их запасы малы или труднодоступны вследствие разных причин. Нельзя сказать, что в Эстонии прежде не изучались редкоземельные металлы, но велики ли у нас их запасы - такого обзора нет. 

- С учетом этого мы и подходим к справедливому переходу, а также можем порассуждать о том, могут ли добыча фосфорита и редкоземельных металлов, производство фосфорной кислоты и производство из редкоземельных металлов ценного оборудования, хотя бы и ветрогенераторов, заменить сланцедобычу, сланцевую энергетику и производство сланцевого масла, и могут ли эти отрасли промышленности заменить использование сланца в течение ближайших 15-20 лет? 

- Очень комплексный вопрос и на него невозможно дать простой ответ. Это тема, с которой связано очень много факторов. Фосфорит и производство редкоземельных металлов, конечно же, не заменят энергетику. Напротив, они потребуют очень много энергии.

- Я имел в виду не конкретную энергопотребность, а то, удастся ли таким образом сохранить высокооплачиваемые рабочие места, которые предлагает сейчас сланцевая промышленность. Энергопотребность, несомненно, вырастет, и это значит, что, вероятно, здесь придется построить какую-нибудь электростанцию. Например, атомную.

- Этот потенциал имеется. Потребность в высокооплачиваемых рабочих местах явно имеется тоже, ведь эти производства требуют очень квалифицированных людей, начиная с фазы исследований и кончая развитием технологий и производством. Производство редкоземельных металлов и фосфорной кислоты требует высокообразованных и очень квалифицированных людей в горной и химической промышленности.

Я и раньше говорил, что, по сути, резерв и потенциал таких людей в Вирумаа есть. Так что в этой части ответ положительный. Теперь, каковы временные рамки? Это зависит от очень многих обстоятельств, начиная с того, каковы будут результаты проводимых исследований. Это зависит от экономического анализа, который выполнят после завершения этих исследований, когда прояснятся первоначальные запасы.

- Можно ли сказать, что после выяснения запасов и принятия решения в пользу добычи потребуется около 15 лет на то, чтобы шахта достигла полной мощности? 

- Нет, не совсем так. На самом деле, тот промежуток времени, который проходит от обнаружения полезного ископаемого и до начала его использования - добычи, обогащения и запуска всего производственного процесса, еще пятьдесят лет назад составлял двадцать-тридцать лет. Если вернуться во времени еще дальше, то еще дольше. Сегодня достигли того, что этот промежуток зависит от рыночной ситуации. Он может составить 10-15 лет, а в случае драгоценных металлов - даже всего пять лет. Но очень хочу подчеркнуть, что тут вопрос не только добычи. Было бы преступлением, если бы мы только добывали и вывозили это сырье отсюда куда-то.

- Тогда мы стали бы Центральной Африкой, Конго или какой-нибудь из стран Латинской Америки. Мы ведь не хотим этого? 

- Абсолютно! Это не тот путь, по которому мы должны пойти. Мы все же говорим о получении максимальной дополнительной стоимости, о пути максимальной переработки, а он, к сожалению, нереализуем за пять лет. Десять-пятнадцать лет кажутся оптимистичным прогнозом, скажем так, что за данное время это можно реализовать.

- Фосфорит, граптолитовый аргиллит и все имеющиеся в этом комплексе ископаемые изучали уже с восьмидесятых годов. Изучали и в семидесятые. Есть ли от этих исследований какая-нибудь польза для темы редкоземельных металлов, или из этих исследований не получится почерпнуть что-нибудь касающееся редкоземельных металлов?

- Нельзя сказать, что проделанная десятки лет назад работа сейчас бесполезна. Например, если мы говорим об исследованиях эстонского фосфорита, то надо подчеркнуть, что сегодня "Eesti Geoloogiateenistus" по заказу государства опять начал исследование фосфорита, но целью не является начать с нуля. Это контрольные бурения для уточнения результатов тогдашних исследований. 

Правда, за прошедшие годы сильно изменилась техника анализа. У нас сегодня гораздо лучшие возможности для более точных анализов, чтобы уточнить составы. Мы сравниваем данные из старых исследовательских отчетов со своими нынешними результатами. Содержание определенных элементов прекрасно совпадает, но именно в части редкоземельных металлов различия довольно заметны, что вполне понятно.

Выполняемая нами сегодня работа направлена на то, чтобы понять характер залегания этих редкоземельных металлов - насколько и как варьируется их содержание. Я уже сейчас могу сказать, что полученные нами за полгода результаты показывают: содержание варьируется до десяти раз, то есть от содержания, даже не представляющего интереса в понимании полезного ископаемого, и до такого содержания, которое обладает значительным потенциалом. Мы надеемся дать государству четкий обзор того, каков действительный потенциал. 

- Как политики рассматривают эту информацию? Это полезная для них информация или какой-то надоедливый зудеж геологов в ушах, из которого все равно ничего получиться не может? 

- Мне очень трудно прокомментировать это, но как ученый проведу, может быть, немного неуместную параллель с нынешней COVID-ситуацией, когда существует консультирующий правительство ученый совет. Находящееся еще в должности правительство (интервью было взято 15 января. - Ред.) выслушало рекомендации ученых и, если я не ошибаюсь, участвующие в коалиционных переговорах партии тоже сказали, что хотят больше опираться на науку. Вопрос, скорее, все-таки в том, что недра земли - это одна из возможностей увеличить богатство этого государства.

У государства есть выбор, либо оно продолжит использование сланца, либо начнет добычу фосфорита и использование редкоземельных металлов, займемся ли мы их переработкой, начнем ли использовать граптолитовый аргиллит или займемся чем-то еще. Для принятия этих решений, имеющих очень большой экономический, социальный и политический вес, необходима адекватная информация. Политики, которые в действительности принимают решения, берут на себя ответственность в этом вопросе и должны располагать информацией, на основании которой делать это. "Eesti Geoloogiateenistus" в сотрудничестве с университетами занимается этими исследованиями, и мы даем ту информацию, на основании которой можно принимать дальнейшие решения о том, в каком направлении идти с этими отраслями экономики.

- Поведение политиков зависит от воли избирателей. Очень во многом. Во всяком случае, ни один политик не осмелится пойти против воли избирателей, будь их пожелания полезными или вредными с точки зрения будущего государства. Избиратель спрашивает у политика, неужели мы расковыряем Вирумаа на сто метров вглубь? Там останется поверхность, напоминающая изъеденную жучком-древоточцем мебель и проваливающаяся от легкого касания пальцем. Раквере провалится. Кунда провалится, Тоолсе провалится - и нам придется жить, как Науру. (Науру, официально - Республика Науру, - карликовое государство на одноименном коралловом острове в западной части Тихого океана площадью 21,3 кв. км и с населением в 10084 человека (2011). В изобилии располагавшая фосфоритами Республика Науру по доходу на душу населения - 13 тыс. долларов США в 1970-1980-е годы - принадлежала к богатейшим странам мира. Однако, когда запасы полезного ископаемого почти исчерпались, оказалось, что государство недостаточно позаботилось о будущем страны. Добыча фосфоритов оказала разрушительное воздействие на рельеф и растительный покров плато в центральной части острова. К 1989 году на территории, занимающей около 75%, велись активные разработки, и около 90% леса, покрывавшего плато, было уничтожено, сохранилось только 200 га растительного покрова. Какие-либо меры по рекультивации земель не проводились, и к концу XX века до 80% суши превратилось в пустошь, напоминающую "лунный пейзаж". Википедия. - Ред.) Мы распродадим свои полезные ископаемые, перекопаем, продадим и употребим недра страны и должны будем уехать отсюда.

- Да, это очень-очень-очень-очень образное сравнение. Науру - один из страшнейших примеров, к чему может привести именно добыча фосфоритов, в ходе которой остров в прямом смысле слова изрыли, да так и оставили. Там опять же несколько аспектов. Во-первых, сегодня в принципе невозможно, чтобы кто-нибудь, следуя, так сказать, тактике выжженной земли, повел добычу, переработку и оставил после себя разоренную землю. 

Это исключено. Обязанность и дело совести каждого человека, каждого гражданина бороться против таких вещей, и я могу заверить, что ни одно крупное предприятие, если начнет, к примеру, добывать такие полезные ископаемые, не сможет позволить себе такого поведения, такого подхода. 

Да, мы всегда можем оглянуться назад и показать, что сделано. Я тоже езжу показать студентам, насколько страшно было в свое время в северном карьере Маардуского месторождения, где добывали фосфорит и подожгли граптолитовый аргиллит. Вернее, не подожгли, а он сам загорелся, так как методы складирования были неправильные. Я глубоко убежден, что такой подход в таких масштабах ушел в прошлое. Я допускаю, что в каком-нибудь маленьком уголке карьера и сегодня пытаются в меньшем масштабе сделать что-то такое, но на крупном производстве - ни в коем случае. 

Полезные ископаемые - это не позор. При правильном использовании они создают богатство народа. Одним из источников богатства и одного из самых высоких, если не самого высокого, уровня жизни в Норвегии является на самом деле выкачиваемая из ее морского шельфа нефть, а также то, что это государство сумело заставить ее служить народу и государству.

- В экономике определяющими являются все же деньги. Мы можем говорить о чистоте окружающей среды, но если произведенный экологически чисто материал стоит в десятки раз дороже, чем сделанный дешево и враждебно к окружающей среде, то каким-то образом - все равно, легально или нелегально - этот дешевый материал все-таки попадет на рынок. Мы можем улыбаться и утверждать, что очень дружелюбны к окружающей среде, но в заднем кармане у нас все же есть всякая дрянь. Насколько конкурентоспособными можно быть наряду с Китаем, где производят редкоземельные металлы из собственных залежей, а также используют развивающиеся страны Африки, детский труд и кто знает что еще? Насколько конкурентоспособно будет честное и дружелюбное к потребителю и окружающей среде производство материалов, монополия на которые - в руках Китая?

- Это совсем другая тема, но по сути она очень хорошо перекликается с синдромом NIMBY (not in my backyard, не на моем заднем дворе). Это актуально повсюду. Мы понимаем, что нам нужна эта продукция, но нам не нравится, когда она производится вблизи нас. 

- С этим синдромом очень успешно борется Китай. Его в состоянии исключить, вероятно, Россия, его может обойти еще какое-нибудь государство, но в демократическом государстве бороться с этим очень тяжело. 

- Абсолютно верно, и тут в игру вступает наше самосознание, начиная с точки зрения отдельного индивидуума и заканчивая мнением общества, большой целостной государственной системы. Когда мы спрашиваем, дороже или дешевле, то это наш выбор, чем мы воспользуемся. Это касается не только редкоземельных металлов, а всего, в том числе продуктов.

Например, пальмовое масло - как для его производства вырубают тропические леса только потому, что все мы хотим, чтобы мыло было мягким, а печенье дешевым. Я хотел бы изложить это так, что именно мы и должны добывать. Причем добывать экологично.

Существуют действительно хорошие технологии. Они очень дорогие, однако позволяют добывать с очень малым влиянием на окружающую среду, таким образом, чтобы контролировался весь производственный процесс с первого момента и до конечного продукта, и чтобы отходы использовались вторично. Все это стоит денег, но это и есть цена, которую нам придется платить, если мы хотим, чтобы это было произведено справедливо и экологично. 

Давайте признаем, что если уж речь зашла об использовании детского труда, то хочу напомнить всем, что мы используем литий-ионные батарейки в телефонах, ноутбуках или автомобилях, а имеющийся в них очень важный компонент - кобальт - добывается в Центральной Африке в Конго, причем во многом методами, которые для нас неприемлемы.

- Там война, используется рабочая сила детей и рабский труд… 

- Да, и это огромная проблема. Это одно из критических полезных ископаемых, спрос на него огромный, и все отдают себе отчет, что сегодня оно поступает из крайне коррупционного, по сути, и слабого в социально-экономическом отношении региона. Если вернуться к потенциалу Силламяэ, то, насколько я знаю, они должны отдавать отчет, откуда поступает их сырье, как оно добыто, и должны подтвердить, что его добывают в соответствии со всевозможными нормами окружающей среды, и при этом важно также использование рабочей силы.

Если я не ошибаюсь, то несколько лет назад они отказались от одного поставщика, поскольку его деятельность не отвечала этим требованиям. Вопрос - должны ли мы конкурировать? Моя твердая точка зрения такова: если мы хотим, чтобы наше технологическое развитие продолжалось, то должны платить по возможности справедливо и за чистое по возможности производство и использование. 

Мы не должны дожидаться, когда у нас станут добывать фосфорит и вместе с ним редкоземельные металлы, а должны уже сегодня двигаться в этом направлении. Производственная сторона должна функционировать уже сегодня. Мы должны найти новые применения и возможности хотя бы, например, для той самой угасающей сланцевой промышленности северо-востока Эстонии. 

Логотип KIK (Центра инвестиций в окружающую среду) Фото: KIK

По словам директора "Eesti Geoloogiateenistus" Сирли Сипп Кулли, добыча фосфорита и редкоземельных металлов даст нам возможность самим производить и продавать необходимое для зеленого переворота оборудование, например, ветрогенераторы и аккумуляторы. Фото: Erakogu

Цепочку переработки полезных ископаемых Эстонии нужно сделать по возможности длинной

- В течение пяти или восьми ближайших лет добыча и переработка фосфорита не заменят рабочих мест, исчезающих в сланцевой промышленности, однако позднее - вполне. В случае фосфоритов, редкоземельных металлов и других критических полезных ископаемых мы сможем говорить о появлении новых рабочих мест не раньше, чем через десять лет, - сказала директор "Eesti Geoloogiateenistus" Сирли Сипп Кулли.

Добыча фосфорита и редкоземельных металлов даст нам возможность самим производить и продавать необходимое для зеленого переворота оборудование, например, ветрогенераторы и аккумуляторы. "Если мы когда-нибудь начнем добывать фосфорит, то не должны будем сразу же грузить его на корабли и вывозить, а должны будем создать по возможности длинную цепочку переработки, создав таким образом много рабочих мест", - продолжила Сирли Сипп Кулли.

Над фосфоритом залегает граптолитовый аргиллит, черный сланец, содержащий уран, молибден и ванадий, а также довольно много органического вещества. Если начать добывать это ископаемое вместе с фосфоритом, то надо что-то делать и с данным органическим веществом. Не увеличим ли мы в результате свой углеродный след, если станем использовать такое проблематичное ископаемое?

- Это зависит от технологии, которой пока еще нет. Задача наших ученых - сделать так, чтобы содержащиеся в фосфоритовой руде и граптолитовом аргиллите металлы, которые можно добыть и которые необходимы для зеленого переворота, добывались по возможности экологично. Сейчас такой технологии нет, - пояснила директор "Geoloogiateenistus".

Таким образом, справедливый переход начинается с того, чтобы активизировать ученых, то есть выделяемые для справедливого перехода деньги надо направлять в эстонскую науку, чтобы удалось разработать безвредные для окружающей среды способы добычи и переработки фосфорита и граптолитового аргиллита, а также производства из получаемого сырья здесь, в Эстонии, необходимого для зеленого переворота оборудования. "Инвестировать нужно в науку и делать это надо с тем прицелом, чтобы цепочка переработки наших полезных ископаемых была в Эстонии как можно длиннее, дабы тут имелась возможность производить аккумуляторы и ветрогенераторы. Тогда и возникнут рабочие места", - уверена Сирли Сипп Кулли.