Майт Сепп: Памятник как инструмент идеологии

Майт Сепп, географ Фото: Матти Кямяря / Põhjarannik

После апрельских беспорядков 2007 года у меня возникла идея нанести на карту все памятники Ида-Вирумаа. Мне просто пришла в голову такая идея, и я несколько лет в летние месяцы катался по уезду на велосипеде, щелкая фотоаппаратом монументы и читая о них книги. А у самого в голове крутился амбициозный план написать историю уезда, рассказанную через памятники.

Рукопись была закончена, но я ее не опубликовал. Потому что в какой-то момент мне пришла в голову мысль, что вдруг придут какие-то странные времена, кто-то возьмет мою книгу, начнет водить по ней пальцем и убирать "красные" памятники. Что ж, к сожалению, мое чувство меня не обмануло.

Я не собираюсь здесь причитать по поводу "красных" памятников. Конечно, если ты изучал одну вещь почти двадцать лет, жалко будет каждый объект. К сожалению, явление, называемое утонченным словом "иконоборчество", т.е. разрушение устаревших идолов, время от времени может случиться в любой стране. Было бы все же очень странно, если бы Ленин по-прежнему стоял на центральной площади Йыхви и Нарвы, а Анвельт - перед Тойлаской гимназией. Или Калинин в центре Таллинна. Вы вообще помните, кто такой Калинин?

Но все же, некоторые наблюдения. Во-первых, каждый памятник - это инструмент идеологии. Я говорю здесь не об идеологии советского или нацистского государства, а об изначальном значении этого термина - идеология как учение о том, как правильно жить. Когда мы ставим памятник Ленину, это дает знак обществу, что правильно считать его важным человеком. Когда мы открываем памятную скамью достойному учителю, это дает обществу точно такое же указание: учителя важны. В сегодняшней Эстонии мы, правда, не устраиваем торжественных парадов у скамеек, посвященных учителям, но идея остается прежней.

Каждый памятник несет идеологический заряд до тех пор, пока есть люди, считающие, что доктрина, которую монумент олицетворяет, верна. К сожалению, это чувство не исчезнет со сносом памятника. Мы видели это на примере памятников, посвященных Освободительной войне Эстонии. В Йыхви цветы на место памятника в честь Освободительной войны приносили спустя десятилетия после его разрушения. Даже когда на месте монумента построили детскую песочницу.

Наоборот: из уничтоженного камня легко сотворить мученика. Мученика, за которого готовы сражаться и проливать кровь. В худшем случае. Или, в лучшем случае, сердито хмуриться. Как кому.

Туристу, путешествующему по Южной Европе или Турции, показывают обелиски времен Древнего Рима. Все ахают: "История!". Никто не думает, что эти каменные колонны - символы вопиющей оккупации. Ни одному французу не придет в голову взорвать древнеримский памятник, чтобы отомстить за кровь галлов, которую римляне лили там ведрами. Очевидно, страдания галлов под лапой кровавой империи больше особо никого не трогают. Эти обелиски представляют собой исторические курьезы, чудом уцелевшие на протяжении тысячелетий. Каковым через несколько десятков лет, когда минуют эти неспокойные времена, будет, например, нарвский танк. Странный артефакт странной империи.

Такой диковинкой, музейным экспонатом, странным образом сохранившейся громадиной стала, например, статуя Ленина, стоящая во дворе Нарвской крепости. В 2017 году, когда, кстати, весь прогрессивный мир и соединившийся пролетариат должны были бы праздновать 100-летие Великой Октябрьской социалистической революции, ни митинга, ни венка у памятника не было. Больше нет тех, кто считал бы дело Ленина настолько священным, чтобы тратить деньги на цветы. 

"Бороться с памятниками - это как открывать ящик Пандоры".

Майт Сепп, географ

Так что же делать с этим проклятым танком? Конечно, я бы рекомендовал подождать. Все это пройдет. Мы и раньше видали деятелей, которым довелось побывать проездом в Ида-Вирумаа и которые потом ахают в прессе: "Ох и ах, что там у НИХ! Подумать только, даже танк стоит на постаменте!". А потом все забывается.

Но если большая часть общества все же считает, что танк - это символ оккупации и его надо убрать, то пожалуйста, пусть уберут. Но тогда это также должна сделать сила, которая готова и способна бороться с теми, для кого этот памятник гораздо больше, чем железная громадина на груде известняка.

В общем, как показал снос памятников конфедератам в США, начинать войну с памятниками - все равно что открывать ящик Пандоры. С этим надо быть осторожным и внимательным.

Мерить "красные" памятники одной меркой, мягко говоря, глупо. Потому как что такое "красный" памятник? Например, памятная доска Отто Вильгельму Мазингу, с 1978 года висящая на стене здания Лохусууской школы. Одной из уловок правления советского режима была умеренная поддержка местного национализма, и Мазинг определенно был одним из положительных (читай: дозволенных) деятелей в культурной истории советской Эстонии. Типичный "красный" памятник. Должны ли мы снять эту табличку сейчас? Хм...

Не был ли пример Мазинга больше похож на софистику, и разве все мы не знаем, что понимается под "красными" памятниками. Таких памятников, посвященных событиям так называемой Великой Отечественной войны, в уезде около 50-60. Большинство из них - братские могилы. Вообще память о погибших на войне должна быть священна и неприкосновенна. К сожалению, в случае жертв Второй мировой войны такого никогда не было - они всегда были анонимными инструментами советской, а теперь и российской пропаганды. Винтиками великого мифотворчества, где важна не личность погибшего, а количество погибших: 12000, 15000, 20000. Чем больше, тем печальнее, тем героичнее.

Но кто на самом деле там на кладбищах? Например, в советской братской могиле в Йыхви, насколько мне удалось изучить российские архивные данные, доступные в Интернете, не похоронен ни один из тех 16 человек, имена которых указаны на мемориальной доске. И в то же время на территории города должно быть два советских захоронения, о которых мы ничего не знаем.

В любом случае я желаю и рекомендую, чтобы при перезахоронении тех, кто покоится под памятником, установленным посреди деревни Ийзаку или Люганузе или где-либо еще, личности этих покойных были установлены по мере возможности. Если этих людей перезахоронить как неизвестных, они вечно будут подпитывать ту ложь, которую десятилетиями производила пропаганда о Второй мировой войне.