Президент Кальюлайд: "Без танка, без изменений"

Керсти Кальюлайд. Фото: Matti Kämärä / Põhjarannik / Arhiiv

"Северное побережье" публикует заметку Керсти Кальюлайд "Tankita, muutusteta" в переводе на русский язык, который предоставлен бюро президента. В заметке автор пишет о восприятии истории с перемещением нарвского танка в более широком как историческом, так и своем семейном контексте. Оригинал можно прочитать на официальном интернет-сайте Керсти Кальюлайд. Напомним, Кальюлайд была действующим президентом Эстонии с 2016 по 2021 год.

Перемещение нарвского танка не создало новой ситуации в Эстонской Республике. На самом деле это ничего не изменило и в том, как эстонцы относятся к иному подходу русскоязычных жителей к истории. Это ничего не изменило и в плане того, насколько или сколько русскоязычных действительно хотят думать о том, что очень большая часть истории их семей была связана с Эстонией советской оккупацией и только советской оккупацией.

Перенести танк было правильно. Удаление „красных” памятников из общественного пространства — это правильно. Потому что мы живем в Эстонской Республике, и у нас нет другой страны, где можно было бы защитить наши язык, культуру, обычаи и видение истории.

Говорящие, что это уничтожило плоды интеграции, ошибаются. Ошибаются и те, кто считает, что, проявив решимость, мы каким-то образом легче или быстрее изменим представления нарвитян об их истории. На самом деле произошло лишь то, что на какое-то время эти разные истории снова стали отчетливо видны, мы сравниваем наше восприятие истории, приходим к заключению, что они не совпадают, а затем снова „убираем в шкаф”.

Отец моего брата вырос в довоенной Нарве. Советская Нарва была и осталась ему чужой. Те же, кто вырос в советской Нарве вместе с самим городом, чувствуют себя в сегодняшней Нарве как дома. И неизбежно чувствовали себя еще более комфортно, когда Нарва была связана с советским промышленным комплексом, производила и снабжала шестую часть планеты и разрослась намного больше довоенной Нарвы.

Моя бабушка была в ГУЛАГе. Для некоторых других людей те же годы прошли в отданных лучшим партийцам или „одомашненным» деятелям культуры квартирах, где, как говорят (точно не знаю, сам там не бывала и не видела), можно было найти даже мебель прежних жильцов довоенного времени. У меня и внуков этих других людей также совершенно разные личные истории.

Эти противоположные истории, одна из которых не могла бы существовать без другой, всегда будут с нами. Но важно помнить, что нынешнее и будущие поколения не должны пытаться сделать имеющиеся в историях их семей решения и переломные моменты морально приемлемыми для себя, потому что эти решения принимали не нынешние поколения.

Сегодня никто не несет ответственности за то, были ли их бабушки и дедушки на правильной или неправильной стороне истории. А если такой ответственности нет, то и сегодня нет нужды как-то обосновывать и оправдывать этот выбор.

Мой дедушка занимал важный пост в Эстонской Республике, помогая установить цензуру эпохи Пятса и ограничивая свободу мнений и средств массовой информации. Я не должна помогать себе «переварить» этот факт рассуждениями о том, что демократии 30-х годов были другими; в конце концов, мой дед делал это в интересах эстонского государства - по крайней мере, по его мнению. Я не занимаюсь оправданием или осуждением выбора моего деда, это был его выбор, его жизнь и его эпоха. Я — это я посреди сегодняшних сложных времен, и принимаю свои собственные решения, основанные на личных убеждениях, знаниях, личных качествах. Я не буду молчать, когда на карту поставлена наша безопасность, свободам угрожают или обижают самых слабых.

Чту ли я таким образом память своего деда или проявляю неуважение, защищая совсем другую Эстонию, чем та, которую, как я знаю, он поддерживал? Ни то, ни другое. История моего деда – часть истории моей семьи, она во многом определила судьбу моей семьи как в оккупации, так и на чужбине. И это все. Это история, она остается, и она не изменится, если я буду что-то в ней оправдывать или осуждать.

Мне кажется, это именно то, что мы можем предложить друг другу — принять, что у нас разные истории. И заверить друг друга, что эти истории явно в прошлом. На них мы выросли, но они не должны влиять на наше будущее.

Конечно, всегда найдутся те, для кого эта история о прошлом является также мечтой о будущем. Российская империя, будь то в форме Советского Союза или в каком-то более раннем виде, безусловно, является для многих людей источником гордости и мечтой о будущем. С этими людьми у нас здесь, в Эстонской Республике, общего пути нет, потому что большинство из нас выбирает свободу, права человека, демократию. Но, к счастью, мы не должны их их убеждать, мы можем просто отпустить их. Ведь Россия никуда не делась и существует.

Каждый человек, эстонец или русский, в Нарве или Ласнамяэ, Пярну или Хаапсалу свободен. Потому что это Эстонская Республика. Страна, построенная по желаниям граждан Эстонской Республики и подавляющего большинства ее жителей, не должна непременно нравиться. Если что-то не нравится, всегда есть возможность, участвуя в демократических процессах, сделать страну более похожей на Эстонскую Республику твоей мечты. Но можно и принять решение уехать отсюда. А можно также смириться с тем, что Эстонская Республика в чем-то неприемлема для тебя — например, она не поддерживает важную для твоей семьи историю — и все равно продолжать здесь жить.

Все эти выборы глубоко индивидуальны. Обычно мы просто живем своей жизнью и не занимаемся этими ценностными вопросами. Иногда история снова выносит все течения на поверхность. Однако личный выбор остается личным, иногда государство поддерживает его своей политикой, а иногда нет. Но свободное государство не контролирует и не требует этого выбора. В этом прелесть и боль свободы. Каждое решение принимается под нашу собственную ответственность и влечет за собой соответствующие последствия. В свободных обществах эти решения влияют и на положение дел в государстве в целом. Так мы и движемся сквозь время в будущее и, только оказавшись там, понимаем, какие моменты были по-настоящему переломными.