Нынешний сентябрь был удивительным: золотисто-солнечным, рябиново-, бруснично-, клюквенно-красным, богатым на яблоки и грибы. Теплым, мягким, тихим. Будто хотел искупить болезненность нескольких прежних сентябрей. Будто хотел помочь справиться также с нынешним гнетущим бременем опасности.
Вирве Осила: "Урмас поет мне моими собственными словами: "...теперь вместе с морем я тихо дышу…"
В сентябре 1944 года десятки тысяч людей бежали из Эстонии от челюстей красного дракона. Тех, кто захотел или вынужден был остаться на родине, красный дракон притеснял еще много лет: кого-то прожорливо проглотил, кого-то отправил в заключение, и на избавление от уз потребовались годы - слишком много лет. На сегодня красный дракон отрастил новые головы и щелкает своими кровавыми пастями в Украине. Мы здесь в этом мягком сентябре не в состоянии даже представить себе масштабы тамошних разрушений.
28 сентября 1994 года на дно Балтийского моря ушел долгожданный и любимый эстонцами белый корабль; штормовое море проглотило паром "Estonia" и могилу в его воде обрели 852 человека, среди них 285 эстонцев. Я помню тот ужас, будто это произошло только вчера.
Тогдашний сентябрь был ветреным, но тоже рябиново-красным и очень грибным. Ночной ветер бился в окна, навевая беспокойный и тревожный сон. Я тоже проснулась в какой-то момент после полуночи от стука в окно, зажгла свет и увидела за окном птичку в сером взъерошенном оперении. Я просыпалась еще несколько раз, а эта птичка все сидела съежившись на подоконнике. К рассвету она исчезла. Утро было уже спокойным, правда, туманным, но теплым. Я пошла в свой запланированный ранний поход за грибами и через пару часов вернулась уже с приличным грибным "урожаем". Умылась, заварила чашку кофе и нажала на кнопку радио. И сама так и села на пол между ведрами с грибами. Время будто остановилось.
До полудня я узнала, что один парень из наших мест якобы спасся при кораблекрушении и позвонил родителям из больницы Турку. Возникла какая-то мимолетная надежда, что авось спаслись и другие. Тогда я узнала, что на судне находился и Урмас Алендер. В тот момент во мне что-то будто оборвалось. Я почувствовала настоящую физическую боль. Сидя на коленях на ковре перед телевизором, читала списки и будто погружалась в черную пустоту.
Потому что… Как раз в начале сентября я написала свое первое письмо Урмасу, а 12 сентября получила от него ответ - такой теплый и обнадеживающий, что как бы окрылил меня; 16 сентября я отправила ему свой ответ, приложив мгновенно родившееся стихотворение "Другу в сентябре" ("Sõbrale septembris").
Моя четвертая книга находилась в печати в Вильянди, я "протащила" это стихотворение в нее и поменяла также заголовок - на "Лебеди надежды" ("Lootuse luiged"). Ведь незадолго до этого Урмас превратил частичку моей незамысловатой лирики в чудесные песни, и благодаря полученному от него письму я и сама была полна надежды. Там, на коленях перед телевизором та самая надежда внутри меня сгорала по буквам, превращаясь в пепел. Через два дня моя книга вышла из печати. Даже сейчас, когда я беру в руки эту книжицу в серой обложке и читаю заголовок, ощущаю тогдашнее болезненное биение в груди и понимаю, что лебеди есть, а надежды больше нет.
Время шло своим чередом. Я лечила свою душу сочинительством, другого я не умела. Благодаря дочери Урмаса, переписавшей песни отца на старую кассету; благодаря славным таллиннским парням, которые в своей маленькой фирме привели запись в порядок таким образом, что через год на заводе аудиокассет смогли выпустить с качественным звуком кассеты "Hingelind" ("Птица души"), а мне самой удалось напечатать одноименную книжку стихов, и помощь для души от того и другого получили многие люди, которых катастрофа с паромом "Estonia" затронула непосредственно или косвенно.
Я встретилась с этими людьми, и мы ощутили поразительную общность; в моей жизни появились новые знакомства, со мной делились воспоминаниями, мне пели песни из песенника. Маргус Вахер сказал, что он открыл для себя Алендера именно через песни на кассете "Hingelind". Иногда у меня возникало чувство, будто Урмас направлял эти встречи, и боль таким образом потихоньку стихала, однако она досаждает еще и сегодня. У моей птицы души как бы не хватает одного крыла.
Прошло 30 лет. Время проходит, но память не забывает. Спасшиеся не забывают. Близкие погибших не забывают. Те, чья песня жизни жестоко была оборвана на половине ноты, не позволяют забыть. Я по возможности старалась смотреть все передачи и фильмы на эту тему, прочитала огромное количество статей и материалов - правда, не отчеты расследования, - но не могу поверить, что эта большая трагедия произошла только в результате стечения неблагоприятных обстоятельств.
Мое сердце говорило тогда и говорит сейчас, что виновником такого ужаса должно было стать человеческое зло. Я не верю в темные силы или теорию заговора, но… Наряду со штормом, скоростью и разбитым забралом я ощущаю что-то и кого-то еще. После катастрофы слишком много было противоречий, ложных утверждений, небрежности и даже бестолковости со стороны тех инстанций, которые должны были позаботиться, расследовать, расспросить и выслушать, дать правдивые объяснения.
Истина, конечно, где-то есть. Мы ее не знаем и для нашего поколения она так и останется неизвестной. Очень хочется верить, что если этому миру еще дадут существовать, то, может быть, когда-нибудь...
Природа поддержала нас в нынешнем сентябре утешительным рукопожатием и настроила погоду на более прохладный лад только после начала календарной осени. Ветры усиливаются, волны становятся выше, будто подавая знак, что настало время вспомнить, время показать свет уходящим…
Вот и я зажгу свечи, много свечей, поставлю пластинку - и Урмас споет мне моими собственными словами: "...теперь вместе с морем я тихо дышу…". Почему-то я думаю о той маленькой серой птичке, которая в ту штормовую погоду сидела съежившись за моим окном. Поди знай?..
Белый корабль нас, эстонцев, остается памятником на морском дне, отдающим последнюю честь ушедшим и из глубины затрагивая сердца живущих.